Операция “Подкоп” (1942 - 1943)

Несмотря на то, что фронт стабилизировался, немецкое командование не теряло надежды на прорыв линии обороны. Ответными мерами советских войск были так называемые “бои местного назначения”, в процессе которых немецо-фашистские войска на Урицком рубеже, постоянно находились в напряжении и не могли произвести переброску своих войск для усиления того или иного участка фронта. Почти каждую ночь наши взводы и роты производили налеты на траншеи фашистов. В Урицке под ногами захватчиков горела земля. Об этом также свидетельствует боевой подвиг, совершенный бойцами инженерных войск Ленинградского фронта.

На Урицком участке одним из мощных укреплений гитлеровцев, препятствующих развитию боевых действий наших стрелковых подразделений, было здание школы города Урицка, находившееся вблизи станции Лигово (современный адрес: Авангардная улица, дом 35; сейчас это двухэтажное здание, в котором расположены службы РУВД Красносельского района).

На первом этаже в подвале школы враг оборудовал четыре бетонных артиллерийско-пулеметных дота, разрушить которые не могли даже мощные орудия артиллерии резерва Главного командования. Тогда было принято решение взорвать школу, устроив под ней подкоп. Инженерной разведкой было выбрано место начала минной подземной штольни (берег реки Дудергофки), определено направление и длина туннеля – примерно 200 метров.

Урицк. Улица Ленина. Следы воронки от взрыва и подземной штольни в 1966 году.

Работы велись с ноября 1942 по апрель 1943 саперами 585 отдельного инженерного батальона (командир - майор Одинов М.И.). В штольне работы вели сменные подразделения, из которых основная тяжесть этой необычной боевой задачи легла на взвод лейтенанта Пащака. Трудности выполнения этой задачи заключались в том, что саперы производили огромнейший обьем работы в непосредственной близости от переднего края противника, под огнем врага. Они прорыли штольню, укрепив ее крепежным лесом, использовав четыре тысячи бревен, которые доставлялись к месту работ, не привлекая внимания противника. Это делали саперы лейтенанта Пашкова. Трудности были вызваны также обвалами, наличием плывунов и отсутствием наземного освещения. Работая под землей, саперы слышали разговоры немецких солдат в подвале школы.

Длина прямого участка прорытой штольни равнялась 220 метров, от него расходились два “уса” длиной 8 и 12 метров. Под школу было заложено три группы зарядов тротила весом свыше трех тонн.

Подземный взрыв по времени совпал с разведывательной операцией, проводимой силами одной стрелковой роты.

Огромный взрыв потряс землю. Очевидцы утверждают (газета 42-й армии “Удар по врагу” от 22.08.1943), что из траншеи было видно, как метров на 100 вверх вылетели глыбы бетона и пушки. Этот взрыв был заснят операторами “Ленфильма”.

Ошеломленный колоссальным взрывом, враг не мог оказать большого сопротивления. Выполнив задание и не потеряв ни одного бойца, атакующие вернулись на исходные позиции.

Взорванные фашистские доты не восстанавливались, что в последствие в январе 1943 облегчило наступательное действие наших войск на этом участке.

После войны школу восстановили. На остатки подземной штольни на глубине пяти метров наткнулись строители при строительстве новых домов 118, 120 по пр. Ветеранов в 90-х годах.

Виктор Сенин. Глава "Взрыв на рассвете".

История, которую довелось услышать, походила на легенду. Фронтовики рассказывали, будто в 1943 году защитники Ленинграда устроили подкоп под сильно укреплённый узел обороны врага, как это делалось в древние времена при осаде крепостей. Уложили в минной камере взрывчатку и подняли на воздух оборонительный узел фашистов.

Старые саперы утверждали, что в газете 42-й армии «Удар по врагу» были публикация о взрыве и Указ о награждении орденами и медалями наиболее отличившихся. Листая подшивку, в номере от 22 августа 1943 года и впрямь обнаружил рассказ о дерзкой операции:

«Наконец весь путь под землей пройден. 4000 бревен крепления держали над головой массу сырой, тяжелой глины. Тоннель в полтора метра высотой вел к немцам. Уже были слышны шаги наверху, немецкая речь...» Дальше рассказывается о самом взрыве: «Из окопов было видно, как на сотни метров вверх полетели глыбы бетона и кирпича. Разлетелись пулеметы и пушки...»

По законам военного времени в корреспонденции не указано, где произведен взрыв, саперы какой части его устроили. Поиски навели на след. Отозвались живые участники операции. Подтвердили, что была выполнена она в районе города Урицка. Много помог бывший заместитель командира роты отдельного 585-го саперного батальона ленинградец Н. М. Соколов, его бойцы и вели подкоп. Николай Михайлович пишет историю родной части. Откликнулся письмом москвич майор запаса Блинов.

Городок Урицк давно слился с Ленинградом. Кругом кварталы новостроек, широкие проспекты, мирная тишина. И только обелиск на взгорке берега речки Дудергофки напоминает о том, что в сентябре сорок первого здесь были остановлены гитлеровские части, рвавшиеся к Ленинграду. Урицк они захватили, но дальше ступить им не дали.

Отмерил шагами дистанцию от наших окопов до вражеских — немногим более двухсот... От врага до возвышенности впереди, как старый шрам на виске солдата, след. Думал, то остатки траншеи, но Соколов поправил. — След нашей штольни,— сказал Николай Михайлович дрогнувшим голосом. — Тут мы и стояли...

В те сентябрьские бои Урицк переходил из рук в руки.

Регулярные полки и бойцы народного ополчения дрались с такой яростью, что даже павшие внушали страх. На одном из участков оборону держали моряки-балтийцы. Когда умолк пулемет последнего из оставшихся в живых и наступила тишина, фашисты не посмели двинуться вперед. Чудилось им: сделают шаг — поднимутся мертвые и не будет спасения. Опомнились, но брешь уже закрыли подоспевшие отряды ополченцев.

Казалось, и впрямь встают из окопов убитые. На Дудергофке обескровили и остановили врага. За полтора года позиционной войны гитлеровцы превратили Урицк и возвышенности вокруг до самого Пулкова в неприступный участок фронта. Пытались наши бойцы выбить врага, но безрезультатно. В направлении к Лигову и Урицку особенно сильно мешал укрепленный дот — крепкое старое здание на окраине городка. Точнее, его бетонированный, непробиваемый снарядами подвал. В нем и оборудовал противник четыре артиллерийско-пулеметные точки. Отсюда местность до самого Кировского завода была как на ладони. Стоило бойцам подняться — враг открывал прицельный огонь. Бил без промаха даже ночью — так пристрелялся.

После прорыва блокады и на этом участке наши части готовились к решительному штурму. Пробовали уничтожить вражье гнездо — неудачно. — А если подобраться тихой сапой? — загорелись саперы. — Подкоп сделать, как в старину. Взрывчатки под них поболе заложить...

План подземного взрыва одобрил начальник инженерных войск 42-й армии подполковник Н. Кирчевский, впоследствии генерал-майор.

Первые тридцать метров штольни высотой полтора метра и шириной немногим более метра прокопали от крутого склона реки бойцы отдельного 54-го инженерного батальона. — Потом наступил наш черед,— вспоминает Соколов. — Помню, вызвал комбат и изложил суть задачи. Вся тяжесть работ легла в основном на плечи саперного взвода, которым командовал лейтенант Николай Пащак. Молоденький, только из училища. Все горевал, что усы не растут. Но в штольне держался молодцом. Не оставляли траншею до последнего дня красноармейцы Рахматолла Ямбаев и Шигаб Зартдинов, старшие сержанты Иван Яроцкий, Иван Чувакин, младший сержант Алексей Гуляев. Трудились на пятиметровой глубине, копали ход саперными лопатами. Землю вывозили на фанерных волокушах. Продвигались на метр, тут же ставили стойки и сверху распорки для поддержки кровли...

Следовало точно знать расстояние до фашистских укреплений. Для корректировки командование послало в ту пору капитана О. С. Блинова. В письме Олег Семенович так сообщает об эпизоде: «С комбатом М. Одиновым вечером пробрались к подкопу. Разведчики взяли у нас веревку. Конец ее закрепили на поясе командира группы. С разведчиками пополз к вражеским траншеям и я. Окопы рядом. Слышен говор часовых. Вспыхнула спичка. Вернувшись, измерили веревку — 180 метров. Значит, до дота около 220 метров».

Оставшиеся метры и дались саперам тяжелее всего. При тусклом свете электрических ламп (они питались от аккумуляторов) бойцы работали в нательных рубахах, задыхаясь от нехватки кислорода. От близкого разрыва мины произошел обвал. В западне оказались саперы Ижболдин и Масаков, старший сержант Яроцкий. Хорошо, подоспел к месту завала Гуляев с волокушей. Бросился на выход, тревогу поднял. Саперы быстро организовали спасательные работы. Не то задохнулись бы люди.

Намереваясь пропустить вперед Зартдинова, Рахматолла направил свет лампы на кровлю. Ничего вроде подозрительного. Шигаб уже взялся за лопату, но Ямбаев остановил его: — Стойку надо поправить... Не нравилась она Ямбаеву, уловил каким-то чутьем: кровля оседает... — Уходите!.. — только и выдохнул, подставляя сильные плечи и ощущая, как наваливается огромная масса. Уперся ногами, стараясь удержать свод, выигрывая секунды для товарищей. Последнее, что увидели отбежавшие,— как бы оседавший в землю Ямбаев...

Раскапывали завал, загружали породой волокуши, теряя сознание. Одних выносили из штольни и приводили в чувство, а другие продолжали работу, чтобы успеть к заживо погребенному другу. Красноармеец Зартдинов первым наткнулся на железную лопату Ямбаева. — Здесь он,— позвал остальных. И принялся разгребать суглинок руками.

Показалась кисть Рахматоллы. Пульс хотя и едва уловимый, но прослушивался. — Жив... Убирайте землю!

Освободили голову, плечи. Ямбаев лежал без сознания. Вытащили на свет, фельдшер принесла нашатырь. Рахматолла повел головой.

К лету тоннель пересек нейтральную полосу. Подкоп вели под самым носом у врага. Отдыхали саперы и прислушивались к чужой речи наверху. Кислорода не хватало еще больше. Люди чаще и чаще выбивались из сил. За смену теперь пробивались на метр, а то и меньше.

И наступил день, когда прямой участок подземной галереи перевалил за двести метров. Накануне наступления где-то в конце первой декады июля пришел приказ заложить заряд. Под покровом ночи таскали саперы мешки со взрывчаткой. Пролились как раз теплые дожди. Лавируя по скользкой тропе, крались бойцы к подземному ходу.

«Я находился в минной камере и руководил укладкой взрывчатого вещества,— пишет москвич Блинов.— Освещение — лампы от аккумуляторных батарей, проводка плохая. Прикоснешься рукой к стенке — бьет током. А у меня электродетонаторы. Присоединял их к цепи и сразу изолировал. И все это в духоте, в полутьме. Риск немалый: а если детонатор сработает?»

Начало операции — в шесть утра. Укрывшись в окопчике с подрывной машинкой, капитан Блинов ждал. И тут из-за реки ударила артиллерия, поднялась в атаку пехота. Неподалеку на открытую позицию выкатили пушки. Враг тоже ответил огнем. Опять сомнение и страх: вдруг осколком перебьет провода? Зарокотали, взрывая воздух, «катюши». От волнения капитан пальцами задел клеммы машинки, сильно тряхнуло — двести двадцать вольт всё же. Блинов спешно повернул ручку и похолодел: взрыва не последовало. Первая мысль — не сработала цепь. И тут ощутил подземный толчок. А затем увидел громадный, медленно поднимающийся купол земли и оглушительный грохот.

На допросе пленный гитлеровец объяснил взрыв так: — Ваш снаряд попал в склад боеприпасов. Погибло много солдат, техники, завалило все окопы и траншеи. Похоже было на извержение вулкана или землетрясение...

— Устроил его вам вот он,— сказал полковник Кирчевский и указал на улыбающегося двадцатилетнего лейтенанта Пащака. — Молодцы, саперы. Представить всех к награде!

Так завершилась дерзкая операция. Враг больше не восстанавливал уничтоженные доты. Да и не было такой возможности: советские войска ударом с двух сторон отрезали вскоре фашистскую группировку и уничтожили.